«Покайтеся и веруйте во Евангелие! покайтеся: приближися бо царство небесное» (Мк.1:15, Мф.4:17). Таковы были первые слова проповеди Богочеловека. Эти же слова доселе произносит Он нам при посредстве Евангелия.
Достойное горькаго рыдания зрелище: христиане, не знающие, в чем состоит христианство! А это зрелище почти безпрестанно встречают ныне взоры; редко они бывают утешены противуположным, точно утешительным зрелищем! редко они могут в многочисленной толпе именующих себя христианами остановиться на христанине, и именем, и самим делом.
Сказание об исцелении Господом нашим Иисусом Христом десяти прокаженных мужей, которое сегодня читалось в Евангелии (Лк. 17:12—19), положено святою Церковью читать при всех случаях, когда мы приносим общественное благодарение Богу за благодеяние или благодеяния, оказанные нам.
(…) Покаяние — единственная дверь, посредством которой можно о Господе обрести пажить спасительную. Вознерадевший о покаянии чужд всякаго блага.
У Вас кровь жива, а душа мертва. Для оживления души нужен Дух.
…Христос Воскресе!
Чудное приветствие! Какую содержит оно в себе истинную, блаженную весть! — Когда слышу, что совершилось необычайное происшествие, Воскресение Христово, что сие происшествие точно совершилось, есть истинное, вполне несомненное; тогда в душу мою проливается небесная надежда! Ее нежный и вместе могущественный голос говорит мне: воскреснешь и ты силою воскресшего Христа.
Зиму 1828-го года я провел в монастыре преподобного Александра Свирского. Пред окнами моей келлии стояло древо, разоблаченное морозами, как скелет, разоблаченный смертью. Уединение изощряет чувства, изощряет мысль; круг действуя их расширяется. Между тем море, о котором святой Иоанн Лествичник говорит, что ему непременно должно взволноваться, волновалось[1]. Обнаженное древо служило для меня утешением: оно утешало меня надеждою обновления души моей.
