Святые отцы об уповании на Бога
Святой Иоанн Кассиан
Борьба со всякого рода скорбями[1]
175. В Палестине, в пустынях между Иерусалимом и Мертвым морем, внезапно напали на иноков варвары, — и очень многих избили. Как Бог попустил совершиться над Своими рабами такому злодейству? Этот вопрос обыкновенно возмущает души тех, которые, имея мало веры и ведения, думают, что добродетели и подвиги святых вознаграждаются в краткое продолжение сей жизни — временной. Мы же, которые не в этой только жизни надеемся на Христа, чтоб по Апостолу, не быть несчастнее всех человек
(1 Кор. 15, 19), не должны быть вводимы в заблуждение такими мнениями; чтоб, по неведению верного определения истины относительно таких событий, приходя в ужас и смятение от искушений, которым и себя увидим преданными, не подвигнуться нам ногами своими с пути правды (см.: Пс. 72, 2), — или, что и сказать страшно, не приписать Богу неправосудия и непопечения о делах человеческих за то, что якобы Он людей святых и праведно живущих не избавляет от искушения и добрым — добром, а злым — злом не воздает в настоящей жизни, — и за то не заслужить осуждения с теми, которым угрожает пророк Софония от лица Гос-пода, говоря: Накажу тех, которые… говорят в сердце своем: не делает Господь ни добра, ни зла (Соф. 1, 12), или не подвергнуться одинаковой участи с теми, которые такими жалобами изрекают хулу на Бога: Всякий делающий зло хорош пред очами Господа, и к таким Он благоволит, или: где Бог правосудия?
(Мал. 2, 17). Присовокупляя к сему и то богохуление, которое у пророка описывается после того: Тщетно служение Богу, и что пользы, что мы соблюдали постановления Его и ходили в печальной одежде пред лицем Господа Саваофа? И ныне мы считаем надменных счастливыми: лучше устраивают себя делающие беззакония, и хотя искушают Бога, но остаются целы (Мал. 3, 14–15). Посему, чтоб нам избежать неведения, которое есть корень и причина этого непотребнейшего заблуждения, надобно нам наперед определительно узнать, что есть воистину добро и что зло. Содержа же потом не ложное о сем мнение толпы, а истинное определение Писаний, мы никак уже не прельстимся заблуждением людей неверующих.
176. Все сущее и бывающее в мире трояко есть, именно, — добро, зло и среднее. Итак, нам надо узнать, что собственно есть добро, что зло и что среднее, чтоб наша вера, будучи ограждена верным ведением, во всех искушениях пребыла непоколебимою. В делах человеческих ничего не должно почитать существенным добром, кроме одной душевной добродетели, которая, искреннею верою приводя нас к Богу, понуждает непрестанно прилепляться к сему неизменному добру. И, напротив, ничего не должно почитать злом, кроме одного греха, который, отделяя нас от благого Бога, связывает с злым диаволом. Среднее есть то, что может быть относимо к той или другой стороне, судя по качеству и расположению пользующагося тем, как-то: богатство, власть, почесть, телесная сила, здоровье, красота, самая жизнь или смерть, бедность, немощность плоти, напраслины и прочее сему подобное, что по качеству и расположению пользующагося тем может служить или к добру, или ко злу. Ибо и богатство часто может служить к добру, по Апостолу, который богатых в настоящем веке увещевает, чтобы они… благодетельствовали, богатели добрыми делами, были щедры и общительны, собирая себе сокровище, доброе основание для будущего, чтобы достигнуть вечной жизни (1 Тим. 6, 17–19): но опять оно же обращается во зло, когда собирают его, чтоб только копить и зарывать в землю, как делают скупые, или расточать на роскошь и утехи, а не в пользу нуждающихся. Также, что власть и почесть, телесная сила и здоровье суть средние, для той и для другой стороны пригожие, тем уже легко доказывается, что многие из святых в Ветхом Завете, обладая всем этим, и Богу были очень благоугодны, как, напротив, те, которые худо пользовались сими благами, обращая их на служение своим наклонностям недобрым, не несправедливо были или наказываемы, или предаваемы смерти, как часто сказывают о сем книги Царств. Так и о прочих средних вещах разумей, что они не суть настоящее добро, которое состоит в одних добродетелях, а суть нечто среднее; потому что как для праведных, на праведные и нужные дела их употребляющих, они полезны и благотворны, — как дающие им возможность плоды добры сокровиществовать для вечной жизни, — так для тех, которые худо ими пользуются, не полезны и пагубны, доводят их только до греха и смерти.
177. Твердо содержа в мысли такое различие вещей и дел, и зная, что нет настоящего добра, кроме одной добродетели, происходящей из страха Божия и любви к Богу, и что нет настоящего зла, кроме одного греха и отделения от Бога, расследуем теперь со всем вниманием, было ли когда-нибудь, чтоб Бог, или Сам Собою или чрез другого кого причинил кому-либо из святых Своих такое зло? Этого ты без сомнения нигде не найдешь. Ибо никогда не бывало, чтоб другой мог ввергнуть кого-либо в грех, когда он не хочет этого зла и противится ему; и если случалось, что ввергал, то одного того, кто сам в себе зачинал сей грех, по нетрезвости сердца и развращенной воле. Так, когда диавол хотел ввергнуть в это зло — в грех праведного Иова, то, употребив против него все козни злобы своей — лишив его всего богатства, поразив смертию детей и самого его с головы до ног покрыв ранами, причинявшими нестерпимую боль, — никак не мог запятнать его грехом; потому что во всем этом Иов пребыл непоколебим и не произнес ничего неразумного о Боге (Иов. 1, 22), — не склонился на богохуление.
178. Но как же и Сам Бог о Себе говорит: Я… делаю мир и произвожу бедствия (Ис. 45, 7), — и пророк о Нем свидетельствует: Бывает ли в городе бедствие, которое не Гос-подь попустил бы (Ам. 3, 6)? Священное Писание словом бедствие иногда означает прискорбные случайности не потому, чтоб они в существе своем были зло, но потому что чувствуются как зло теми, которым на пользу посылаются. Ибо Слово Божие, говоря с людьми, по необходимости говорит человеческими словами и с человеческими чувствами. Так, сечение и прижигание спасительное, которые врач благодетельно делает страждущим опасными болезнями, почитаются злом от тех, кому приходится выдерживать их; также коню шпоры и погрешающему исправление — не сладость; и все дисциплинарные строгости тем, кои проходят курс образования, кажутся горькими, как говорит Апостол: Всякое наказание в настоящее время кажется не радостью, а печалью; но после наученным чрез него доставляет мирный плод праведности (Евр. 12, 11). И еще: Ибо Гос-подь, кого любит, того наказывает; бьет же всякого сына, которго принимает… Ибо есть ли какой сын, которого бы не наказывал отец? (Евр. 12, 6–7). Таким образом слово бедствие полагается иногда в значении прискорбных случайностей, как в следующем изречении: И пожалел Бог о бедствии, о котором сказал, что наведет на них, и не навел (Ион. 3, 10). И еще: Ты — Бог благой и милосердный, долготерпеливый и многомилостивый, и сожалеешь о бедствии (Ион. 4, 2), то есть о прискорбных лишениях и бедствиях, которые вынужден бывает наводить на нас за грехи наши. О них другой пророк, зная, как они полезны для некоторых, не из враждебного к ним чувства, но по желанию им спасения, так молится: Приложи им зла Господи, приложи зла славным земли (Ис. 26, 15). И Сам Господь говорит: Вот, Я наведу на них бедствие (Иер. 11, 11), то есть скорби и разорения, которыми будучи в настоящее время спасительно наказан, вынужден будешь, наконец, обратиться и поспешить ко Мне, Которого в дни счастия своего забывал. Почему мы не можем признать их существенным злом, когда они многим служат во благо и ведут их к восприятию вечных радостей. Итак, — возвратимся к предложенному вопросу, — все считающееся обычно бедствием, причиняемым нам врагами или другим каким образом нас поражающим, не должно быть почитаемо нами злом, но чем-то средним. И тогда оно не будет уже таково, каким почитает его нанесший его в яростном духе, а таково, каким восчувствует его претерпевающий его. Почему, когда святому мужу будет причинена смерть, не должно думать, что ему причинено зло, а нечто среднее; потому что, тогда как для грешника она есть зло, для праведника бывает успокоением и освобождением от зол. На что дан свет человеку, которого путь закрыт и которого Бог окружил мраком? (Иов. 3, 23). Муж праведный от такой смерти не претерпевает никакого ущерба, — так как ничего нового, небывалого не случилось с ним, — но что имело случиться с ним по естественной необходимости, то принял он по злобе врага, не без пользы для вечной жизни, и долг смерти человеческой, который надлежало ему отдать по неизбежному закону настоящего нашего существования, уплатил с богатым плодом страдания в залог великого за него воздаяния.
179. Это, однако же, не обезвиняет злодеев. Нечестивый беззаконник не останется без наказания оттого, что злодеянием своим не мог причинить существенного вреда праведнику. Ибо терпение — добродетель праведника, и ненанесшему смерть или страдания, а терпеливо перенесшему их заслуживает награду. Почему как тот заслуженно понесет наказание за зверскую жестокость, так этот, несмотря на то, не потерпел никакого существенного зла; потому что, мужеством духа своего терпеливо перенесши искушения и страдания, он все, нанесенное ему со злым намерением, обратил себе во благо, в преумножение блаженства своего в будущей жизни.
180. Так, терпение Иова не диаволу, сделавшему его более славным своими искушениями, стяжало доброе воздаяние, а ему самому, мужественно их перенесшему; и Иуде не даровано будет освобождение от вечных мук, ради того, что предательство его послужило ко спасению рода человеческого. Ибо не на последствие дела надо смотреть, а на расположение делающего. Почему нам должно неизменным сохранять твердое убеждение в том, что никому от другого не может быть нанесено зло, если только кто сам не привлечет его к себе слабостию своего сердца и малодушием, когда и блаженный Апостол в одном стихе такое же утверждает положение: Знаем, что любящим Бога… все содействует ко благу (Рим. 8, 28). Ибо, говоря: Все содействует ко благу, Он обнял этим все вместе, не только такое, что считается счастием, но и такое, что почитается несчастием; как в другом месте о себе говорит тот же Апостол, что он прошел чрез то и другое: …С оружием правды в правой и левой руке, то есть в чести и бесчестии, при порицаниях и похвалах: нас почитают обманщиками, но мы верны; мы неизвестны, но нас узнают; нас почитают умершими, но вот, мы живы; нас наказывают, но мы не умираем; нас огорчают, а мы всегда радуемся; мы нищи, но многих обогащаем; мы ничего не имеем, но всем обладаем (2 Кор. 6, 7–10). Итак, все, — как то, что почитается счастием и что Апостол относит к десной стороне, означая то словами честь и бесчестие, так и то, что почитается несчастием и что выразил он словами порицания и похвалы, относя то к левой стороне, — соделывается у мужа совершенного оружием правды: если он нанесенное ему (прискорбное) великодушно переносит, сражаясь этим самым, то есть как оружием пользуясь тем самым, чем на него нападают, и им, как луком, мечом и крепчайшим щитом будучи вооружен против тех, кои ему то наносят, в совершенстве проявляет свое терпение и мужество, восхищая славнейшее торжество своей непоколебимости теми самыми вражескими стрелами, которые поражают его насмерть; и если таким образом ни счастием не возносясь, ни в несчастии не падая духом, но шествуя прямою дорогою и царским путем, не будет он с такого мирного устроения сердца ни нахождением радости сдвигаем как бы на десно, ни опять нападением несчастия и приливом печали сталкиваем как бы на шуе. Велик мир у любящих закон Твой, и нет им преткновения, — свидетельствует пророк Давид (Пс. 118, 165); о тех же, которые при каждых находящих случайностях изменяются, соответственно их свойствам и различиям, так говорится: Безумный изменяется, как луна (Сир. 27, 11). Также, о совершенных и премудрых говорится: Любящим Бога… все содействует ко благу (Рим. 8, 28), а о слабых и неразумных возглашается: Отойди от человека глупого, у которого ты не замечаешь разумных уст (Притч. 14, 7), потому что он ни счастием не пользуется во благо себе, ни несчастием не исправляется. Такая же нравственная сила требуется для того, чтоб мужественно переносить прискорбности, какая для того, чтоб сохранять должную меру в радостях; и то несомненно, что кого выбивает из своей колеи одна из сих случайностей, тот не силен ни против какой из них. Впрочем, счастие более вредит человеку, чем несчастие. Ибо последнее иногда против воли сдерживает и смиряет, и, приводя в спасительное сокрушение, или менее грешить располагает, или понуждает совсем исправиться; а первое, надмевая душу пагубными, хотя приятными лестьми, в страшном разорении повергает в прах тех, кои по причине успехов счастия считают себя безопасными.
181. Такие совершенные мужи в Священном Писании иносказательно называются левшами, каким был, как в книге Судей пишется, Аод, который обеими руками пользовался, как десными (Суд. 3, 15). Духовно таким совершенством и мы можем обладать, если и счастие, почитаемое правым, и несчастие, называемое левым, добрым и правым употреблением будем обращать к правой стороне, чтоб все, чтобы ни случилось с нами, было для нас, по Апостолу, оружием правды. Во внутреннем нашем человеке мы усматриваем две стороны и, так сказать, две руки. И ни один из святых не может не иметь как той, которую мы называем правою, так и той, какую мы называем левою; но совершенство его добродетели познается из того, что он ту и другую обращает в десницу, добре пользуясь ими. Чтоб яснее можно было уразуметь, о чем у нас речь, говорю: имеет муж святый правую руку, когда являет духовные успехи, — когда, горя духом, господствует над всеми своими пожеланиями и похотениями, когда, будучи свободен от всякого диавольского нападения, без всякого труда и неудобства отревает и отсекает плотские страсти, когда, вознесшись от земли горé, на все настоящее и земное смотрит, как на неустойчивый дым и тень пустую, и презирает то, как имеющее тотчас прейти, когда, в восхищении ума, не только пламенно желает будущего, но и яснейше видит его, когда действеннейше питается духовными созерцаниями, когда ясно усматривает, как в отверстую для него дверь, небесные таинства, когда чисто и пламенно воссылает молитвы к Господу, когда, разгоревшись огнем духа, всем устремлением души так преселяется к невидимому и вечному, что думает, что он уже не находится во плоти; имеет он также и левую руку, — когда объемлется бурями искушений, когда к плотским вожделениям воспламеняется приливами похотных возбуждений, когда к неистовому гневу поджигается огнем раздражительных смущений, когда самовозношением подстрекается к гордости или тщеславию, когда угнетается печалью мирской, которая производит смерть (см.: 2 Кор. 7, 10), когда расстраивается вконец нападками злокозненного уныния и когда, по уходе всего духовного жара, цепенеет от охлаждения и некоей безотчетной тоски, так что не только добрые, внутренний жар возгревающие помышления отходят от него, но и псалом, и молитва, и чтение, и келейное уединение вместе с тем становятся для него ужасно скучными, и все орудия добродетелей встречаются с нестерпимым некоторым отвращением и нехотением, — чем всем, когда поражаем бывает монах, да ведает, что его теснит левая сторона.
Итак, кто ни по поводу того, что, как мы сказали, принадлежит к правой стороне, не будет надмен привходящим тщеславием, ни против того, что принадлежит левой части, мужественно ратоборствуя, не впадет в отчаяние; тот тою и другою рукою будет пользоваться, как правою, и в том и другом действовании оказавшись победителем, получит пальму победы, как с левого, так и с правого своего состояния. Таковую пальму, как читаем, заслужил блаженный Иов, который за действование десного венчался венцом, когда, будучи богатым и знатным отцом семи сынов, каждодневно приносил Господу жертвы за очищение их, желая сделать их не столько себе, сколько Богу благоугодными и родственными, когда дверь его была отверста для всякого приходящего, когда был он ногою хромых и оком слепых, когда овчинами с овец его были согреваемы рамена немощных, когда был он отцом сирот и мужем вдовиц, когда даже в сердце своем не радовался о погибели врага своего. Тот же опять Иов, действуя левою с неподражаемо высоким мужеством, торжествовал над бедствиями, когда, в одно мгновение лишившись седми сынов, не как отец убивался жестоким горем, но как раб Божий упокоевался в воле Творца своего, когда из богатого сделавшись беднейшим, из избыточного нагим, из здравого прокаженным, из знатного и славного уничиженным и презренным, сохранил мужество духа неповрежденным, когда, наконец, лишившись всего своего достояния и всех имуществ, сделался обитателем гноища и, как бы некий тела своего истязатель жесточайший, чрепицею оскребал сочившийся гной и погружал персты в глубь ран, покрывавших все части тела его, извлекал оттуда червей. При всем этом он ни в малейшее не впал похуление Бога и ни в чем не пороптал на Творца своего; даже что? — нимало не устрашась такого бремени наичувствительнейших искушений, он самую одежду, покрывавшую тело его, которая одна могла быть сохранена от диавольского расхищения, потому что была на нем, разодрав и отбросив от себя, приложил еще и произвольную наготу к той, которою поразил его этот лютейший грабитель. Также и волоса главы своей, которые одни оставались еще неприкосновенными из прежних знаков славы, обрезав, бросил своему терзателю и, отсекая таким образом то, что оставил ему свирепствующий враг, таким небесным гласом изъявил радость о торжестве своем над ним: Неужели доброе мы будем принимать от Бога, а злого не будем принимать? … Наг я вышел из чрева матери моей, наг и возвращусь. Господь дал, Господь и взял; да будет имя Господне благословенно! (Иов. 2, 10; 1, 21). Левшой по праву назову я и Иосифа, который в счастии был любезен отцу, почтителен к братиям, благоугоден Богу, — в злосчастии целомудр, верен господину своему, в заключении темничном наикротчайш, об обидах не памятозлобив, врагам благотворителен, к завистливым и почти убийцам своим, братиям, не только нежно благорасположен, но и богатно щедродателен. Сии и сим подобные праведно называются левшами, так как они тою и другою рукою пользуются как правой и, проходя сквозь исчисленные Апостолом искушения, подобно ему могут говорить: С оружием правды в правой и левой руке, в чести и бесчестии, при порицаниях и похвалах и далее (2 Кор. 6, 7–8). Будем и мы левшами, когда и нас не будут изменять ни обилие, ни скудость временных благ, и ни то не будет увлекать к удовольствиям пагубной распущенности, ни это ввергать в отчаяние и ропотливость, но когда в том и другом случае, равно воздавая благодарение Богу, равный извлекать будем плод и из счастия, и из несчастия; когда будем такими, каким был истинный левша, учитель языков, засвидетельствовавший о себе: Я научился быть довольным тем, что у меня есть; умею жить и в скудости, умею жить и в изобилии, научился всему и во всем, насыщаться и терпеть голод, быть и в обилии и в недостатке; все могу в укрепляющем меня Иисусе Христе (Флп. 4, 11–13).
182. Искушение, как мы сказали, бывает двоякое, — то есть чрез счастие и несчастие; причина же, по коей искушаются люди, трояка: по большей части это бывает для испытания, иногда для исправления, а нередко и для наказания за грехи.
Так, для испытания, как читаем, перенесли, подобно Иову, бесчисленные скорби блаженный Авраам и многие святые; для него же и народ иудейский подвергаем был искушениям в пустыне, как во Второзаконии говорится Моисеем: И помни весь путь, которым вел тебя Господь Бог твой по пустыне вот уже сорок лет, чтобы смирить тебя и узнать, что в сердце твоем, будешь ли хранить заповеди Его или нет (Втор. 8, 2), — и как напоминается о сем же в псалме: При водах Меривы испытал тебя (Пс. 80, 8). А что Иов для этого именно подвергся всему, что перенес, о сем прямо свидетельствует Сам Бог, говоря: Ты хочешь… обвинить Меня, чтобы оправдать себя? (Иов. 40, 3).
Для исправления же это бывает, когда Гос-подь, смиряя Своих праведных за малые какие-нибудь и легкие грехи или за превозношение своею праведностию, предает их разным искушениям, чтоб, в настоящее время очистив их от всякой скверны помыслов и выжегши всякую, какую видит укрывшеюся во внутреннем их, нечистоту (ср.: Ис. 1, 25), представить будущему испытанию подобными золоту чистому, не позволяя остаться в них ничему, что, после сего испытав огнем суда, нашел бы необходимым очистить наказательным жжением. В этом смысле сказано: Много скорбей у праведного (Пс. 33, 20); также: Сын мой! не пренебрегай наказания Господня, и не унывай, когда Он обличает тебя. Ибо Господь, кого любит, того наказывает; бьет же всякого сына, которого принимает. Если вы терпите наказание, то Бог поступает с вами, как с сынами. Ибо есть ли какой сын, которого бы не наказывал отец? Если же остаетесь без наказания, которое всем обще, то вы незаконные дети, а не сыны (Евр. 12, 5–8); и в Апокалипсисе: Кого Я люблю, тех обличаю и наказываю (Откр. 3, 19). К таковым под образом Иерусалима от лица Божия пророком Иеремиею еще такая обращается речь: Я совершенно истреблю все народы, среди которых рассеял тебя, а тебя не истреблю; Я буду наказывать тебя в мере, но ненаказанным не оставлю тебя (Иер. 30, 11). О каковом спасительном исправлении молит пророк Давид, говоря: Искуси меня, Господи, и испытай меня, расплавь внутренности мои и сердце мое (Пс. 25, 2). Также и пророк Иеремия, разумея спасительность такого искушения, взывает: Наказывай меня, Господи, но по правде, не во гневе Твоем (Иер. 10, 24). Равно и Исаия: Славлю Тебя, Господи; Ты гневался на меня, но отвратил гнев Твой и утешил меня (Ис. 12, 1).
Посылаются удары искушений и по грехам. Так Господь угрожает послать такие удары народу Израильскому, говоря: Пошлю на них зубы зверей и яд ползающих по земле (Втор. 32, 24); и в псалмах о них говорится: Много скорбей нечестивому (Пс. 31, 10); также и в Евангелии: Вот, ты выздоровел; не греши больше, чтобы не случилось с тобою чего хуже (Ин. 5, 14).
Есть еще и четвертая причина, по которой иным посылаются некоторые страдания, как знаем из Писания, — именно, да явятся чрез то слава и дела Божии. Так в Евангелии говорится о слепорожденном: Не согрешил ни он, ни родители его, но это для того, чтобы на нем явились дела Божии (Ин. 9, 3), — и о болезни Лазаря: Эта болезнь не к смерти, но к славе Божией, да прославится чрез нее Сын Божий (Ин. 11, 4).
Есть и другие роды отмщений Божиих, которыми поражаются некоторые превзошедшие самую высшую степень зла и на которые были осуждены, как читаем, Дафан, Авирон и Корей, и наипаче те, о которых говорит Апостол: Предал их Бог превратному уму — делать непотребства (Рим. 1, 28), — что надобно почитать более всех других наказаний тяжким. Об них-то говорит Псалмопевец: На работе человеческой нет их, и с прочими людьми не подвергаются ударам (Пс. 72, 5); ибо не заслуживают быть спасенными посещением Господним и получить уврачевание посредством временных наказаний, как они, дойдя до бесчувствия, предались распутству так, что делают всякую нечистоту с ненасытимостью (Еф. 4, 19), — и по причине ожесточения сердца своего от долговременного пребывания в непрестанном грешении, превышающем все меры очищения и отмщения в весьма короткий срок жизни в веке сем. Таковых Божеское слово укоряет и чрез пророка Амоса: Производил Я среди вас разрушения, как разрушил Бог Содом и Гоморру, и вы были выхвачены, как головня из огня, — и при всем том вы не обратились ко Мне, говорит Господь (Ам. 4, 11), и чрез пророка Иеремию: Я развеваю их веялом за ворота земли… гублю народ Мой; но они не возвращаются с путей своих (Иер. 15, 7), — и в другом месте: Ты поражаешь их, а они не чувствуют боли; Ты истребляешь их, а они не хотят принять вразумления; лица свои сделали они крепче камня, не хотят обратиться (Иер. 5, 3). Так наконец Господь, как искуснейший Врач, истощив все спасительные врачества и видя, что не остается уже ни одного спасительного средства, которое можно было бы приложить к ранам их, некоторым образом как бы препобеждается великостию неправд их и, вынужден быв отступить от милостивого Своего их наказания, возглашает им, говоря: И утолю над тобою гнев Мой, и отступит от тебя негодование Мое, и успокоюсь (Иез. 16, 42). О других же, которых сердце не ожесточилось еще частостию грешения, которые не заслужили еще такого жесточайшего и истребительного казнения, но способны принять вразумительное наказание во спасение, говорится: Накажу их, как слышало собрание их (Ос. 7, 12).
183. Как приобрести и сохранить терпение и благодушие? Истинного терпения и благодушия ни приобрести, ни сохранить нельзя без сердечного смирения. Когда терпение будет исходить из этого источника, тогда для избежания скорби от неприятностей не нужно будет ни запираться в келье, ни укрываться в пустыне. Утверждаясь в глубине души на добродетели смирения, своей родительницы и охранительницы, оно не имеет уже нужды во внешних пособиях. Почему, если по причине какой-либо напраслины мы растревоживаемся, то явно, что в нас не прочно утверждены основы смирения и здание наше внутреннее при набеге даже маленькой бурьки подвергается разрушительному потрясению. Не тогда терпение похвально и достойно удивления, когда внутреннее спокойствие хранится, не будучи потрясаемо никакими стрелами врагов; но тогда величественно оно и славно, когда пребывает непоколебимым во время устремления на него бури искушений. И оно чем больше по видимому сокрушается и потрясается, тем более укрепляется; и тем более изощряется, что по видимому притупляет его. Ибо никому не неведомо, что терпение получило свое имя от перенесения прискорбностей, и потому никто не может быть провозглашаем терпеливым, кроме того, кто все, причиняемое ему, переносит без тревоги. И за это именно не незаслуженно так похваляется он Соломоном: Долготерпеливый лучше храброго, и владеющий собою лучше завоевателя города (Притч. 16, 32). Еще: У терпеливого человека много разума, а раздражительный выказывает глупость (Притч. 14, 29). Итак, когда кто, потерпев напраслину, возгорается огнем гнева, то нанесенное ему оскорбление должно почитать не причиною такого греха его, но лишь поводом к обнаружению сокрытой в нем болести (гневной), по смыслу притчи Спасителя о двух домах: одном, построенном на камне, и другом, построенном на песке, — на которые оба с одинаковою силою напали устремления вод и бури ветряные, с неодинаковыми, однако ж, последствиями; ибо при сем тот дом, который построен на твердом камне, никакого совсем вреда не потерпел от такого сильного напора, а который был построен на подвижном песке, тотчас разрушился, — и разрушился очевидно не потому, что подвергся удару волн, наводнением на него устремленных, но потому, что был по неразумию построен на песке. Так и святой человек не тем разнится от грешника, что не столь же сильным, как он, искушением искушается, но тем, что он не бывает побеждаем и великими искушениями, а тот падает и под малыми. И не было бы, как мы сказали, похвально мужество какого-либо праведника, если б он являлся победителем, не будучи искушаем: да и места не могла бы иметь победа, если б не было вражеского нападения. Ибо блажен человек, который переносит искушение, потому что, быв испытан, он получит венец жизни, который обещал Гос-подь любящим Его (Иак. 1, 12). И, по апостолу Павлу, сила Божия не в покое и утехах, а в немощи совершается (см.: 2 Кор. 12, 9). Ибо так говорил Господь Иеремии: И вот, Я поставил тебя ныне укрепленным городом и железным столбом и медною стеною на всей этой земле, против царей Иуды, против князей его, против священников его и против народа земли сей. Они будут ратовать против тебя, но не превозмогут тебя; ибо Я с тобою, говорит Господь (Иер. 1, 18–19).
184. Такого терпения я хочу представить вам два по крайней мере примера, из коих один показала одна благочестивая женщина, которая, желая усовершиться в добродетели терпения, не только не бегала искушений, но еще искала, чтоб ее огорчали, и, сколь ни часто была оскорбляема, не падала от искушений. Женщина эта жила в Александрии, происходила от знатного рода, и в доме, оставленном ей родителями, благочестно работала Богу. Однажды, пришедши к блаженной памяти архиепископу Афанасию, она просила дать ей на содержание и упокоение какую-либо вдову из призираемых на церковном иждивении. «Дай мне, — говорила она, — одну из сестер, которую бы я успокоила». Первосвятитель, похвалив такое доброе намерение женщины и ее усердие к делу милосердия, приказал выбрать из всех такую вдовицу, которая бы превосходила всех честностию нравов, степенностию и обходительностию, чтоб желание являть такую щедрость не было подавлено худостию имевшей пользоваться ею и чтоб имеющая являть ее, быв оскорблена злонравием сей последней, не потерпела вреда в вере. Итак, приняв такую избранницу, она привела ее в дом и стала ей услуживать во всем. Но, видя ее скромность и тихость и получая от нее каждую минуту почет в благодарность за дело своего человеколюбия, она чрез несколько дней опять пришла к помянутому первосвятителю и сказала: «Я просила, чтоб ты приказал дать мне такую, которую бы я упокаивала и которой служила бы с полным послушанием». Он сначала не понял, чего ради такая речь и чего желает эта женщина, и, подумав, что ее прошение по беспечности смотрителя за вдовицами было пренебрежено, не без душевного смущения спросил о причинах такого промедления. Ему сказали, что к ней отправлена честнейшая паче всех других вдовица. Тогда он, догадавшись, чего искала та мудрая жена, велел дать ей вдовицу, непотребнейшую из всех, которая всех превосходила бы гневливостию, сварливостию, буйством, болтливостию и суетностию. Когда нашли и дали ей такую, она, взявши ее в свой дом, с таким же или еще с большим усердием стала служить и этой, как служила первой; в благодарность же за такие услуги получала от нее только то, что та оскорбляла ее недостойною бранью, злословием, поношением и, укоряя ее, с язвительным ругательством роптала, что она выпросила ее у архиепископа не на успокоение, а на мучение, и перевела более от жизни покойной к тяжелой, чем от тяжелой к покойной. Такие оскорбления предерзкая эта женщина простирала иногда до того, что не удерживала даже и рук, а та, госпожа, усугубляла за это смиренные ей услужения, научаясь побеждать ее разъярение не сопротивлением, но более смиренным себя ей подчинением, и укрощать ее неистовство человеколюбивою кротостию. Такими опытами утвердившись вполне в терпении и достигши совершенства в сей желаемой добродетели, она отправилась к помянутому святителю поблагодарить его и за мудрый его выбор и за собственное благодетельное обучение, за то, что он наконец совершенно согласно ее желанию назначил ей такую достойнейшую учительницу, непрестанными оскорблениями которой укрепляясь каждодневно в терпении, она достигла самого верха сей добродетели. «Наконец ты дал мне, владыко, для успокоения такую, какую именно я желала иметь; а та первая своим почтительным ко мне отношением скорее меня упокоевала и утешала, чем я ее». Этого достаточно сказать о женском поле, чтоб воспоминанием о таком деле не только назидать, но и пристыжать себя; так как мы, если не запрячемся в кельи, то терпения сохранить не можем.
185. Теперь представим другой пример терпения — авву Пафнутия, жившего в совершенном уединении в знаменитой Скитской пустыне, в которой он теперь пресвитерствует. Он, еще будучи юным иноком, просиял такою благодатною святостию, что сами великие мужи того времени дивились его преспеянию, и, несмотря на то, что он моложе всех, сравняли его со старцами и положили иметь его в сем сонме. Когда это огласилось, то зависть, возбудившая некогда против Иосифа души братьев его, разожгла и против него ядовитым огнем своим одного из числа скитских братий, который злоумыслил обезобразить красоту его каким-либо пятном бесславия. Для сего, выждав время, когда Пафнутий отправился в воскресный день в церковь, вошел воровски в его келью и, спрятав между плетеницами, какие там обыкновенно плетут из пальмовых ветвей, свою книгу, пришел к себе в церковь, довольный своею хитростию; а по окончании воскресной службы пред всеми братиями принес святому Исидору, бывшему тогда пресвитером, жалобу, что у него из келии украдена книга. Эта жалоба так смутила всех, и особенно пресвитера, что не знали, что подумать и что предпринять, быв поражены таким новым и неслыханным там преступлением. Тогда донесший о сем обвинитель потребовал, чтоб, удержав всех братий в церкви, избранных из них нескольких послать обыскать все келии. Когда три назначенные для сего пресвитером старца, осмотревши все другие келии, пришли в келию Пафнутия, то нашли в ней скрытую между пальмовыми плетеницами книгу, как спрятал ее там наветник, и, взяв ее, принесли тотчас в церковь и положили пред всеми. Пафнутий, хотя по чистой совести уверен был в своей непричастности никакому в сем греху; но как бы виновный в воровстве, предал себя суду старцев, изъявляя готовность понесть, что будет присуждено в удовлетворение, и прося дать место его покаянию. Он ничего не говорил в свое оправдание, по стыдливой скромности опасаясь, как бы, стараясь словами смыть пятно воровства, не подпасть сверх того еще осуждению и во лжи, когда никто не подозревал ничего другого, кроме того, что найдено. По окончании разбирательства и составлении о нем определения, вышел он из церкви, не упадши духом, а вверяя себя суду Самого Бога, и начал нести покаяние, усугубив молитвы с обильными слезами, утроив пост и в крайнем смирении духа простираясь пред лицом людей. Когда в продолжение почти двух недель подвергал он себя таким образом всякому сокрушению плоти и духа и потом в день субботний или воскресный рано утром пришел к церкви не для того, чтоб принять Святое Причастие, а для того, чтоб, простершись у дверей ее, смиренно просить себе прощения, — тогда Бог, свидетель и ведец всего сокровенного, не терпя, чтоб он долее и сам себя сокрушал и был бесславим другими, диавола наставил опубликовать то, что тот, изобретатель зла, вещи своей вор бесчестный, славы чужой хитрый обесславитель, учинил без всяких свидетелей. Ибо, объятый лютейшим демоном, он сам раскрыл все хитрости скрытной своей проделки, и таким образом кто был внушителем преступления и козней, тот же сделался и предательским разглашателем. Потом этот нечистый дух сильно и долго мучил несчастного сего брата, так что его не могли очистить от него не только молитвы бывших там прочих святых, которые имели Божественный дар власти над бесами, но и особая благодать Исидора пресвитера не изгнала этого лютейшего мучителя, хотя по щедродательности Господа ему дарована была такая над ними сила, что бесноватые и до дверей его не были доводимы, как получали исцеление. Это потому было так, что Христос Господь славу сию сберегал для Пафнутия, чтоб обидчик исцелен был только молитвами того, против кого строил козни, и получил прощение в грехе своем и освобождение от настоящего наказания, провозглашая имя того, чью славу надеялся затмить, как завистливый враг.
186. Две причины побудили меня рассказать это дело: первая, чтоб помышляя о непоколебимой твердости этого мужа, тем более являли мы невозмутимости и терпения, чем меньшим подвергаемся наветам врага; вторая, чтоб воспринять из него твердое убеждение, что мы не можем быть безопасны от бури искушений и нападений диавола, если всю охрану нашего терпения и всю надежду на то будем полагать не в силах внутреннего нашего человека, а в запорах келии, или в уединении пустынном, или в сообществе святых, или вообще в чем-либо вне нас сущем. Ибо если Господь, сказавший в Евангелии: Царствие Божие внутрь вас есть (Лк. 17, 21), не укрепит нашего духа силою Своего заступления, то напрасно будем мы надеяться победить наветы врага воздушного — или помощию живущих с нами людей, или отклонить от себя местным расстоянием (то есть удалившись в пустыню), или не допустить до себя, закрывшись стенами и кровлею (то есть заключившись в келию). Ибо все это имелось у святого Пафнутия, и, однако ж, искуситель нашел доступ к нападению на него, — и этого злейшего духа не отразили от него ни оплот стен, ни уединение пустыни, ни заступление стольких святых в том сообществе. Но как сей Божий раб святой не на внешнее что-либо возлагал надежду сердца своего, а на Самого всех сокровенностей Судию, то никак не мог быть расстроен кознями такого нападения. Также и тот, кого зависть ввергла в такое преступление, не пользовался ли благодеянием пустыни, ограждением отдаленного жилища и сообществом блаженного Исидора аввы и пресвитера и прочих святых? И, однако ж, когда буря диавольская нашла его самого устроенным на песке, то не только сильный удар нанесла его жилищу (внутреннему устроению), но и совсем его разрушила. Перестанем же искать основ своего невозмутимого мира внутреннего вне себя и ожидать, что немощам нашего терпения может помочь чужое терпение. Ибо как Царствие Божие внутрь вас есть, так и враги человеку домашние его (Мф. 10, 36). И никто не сопротивляется мне более моего же чувства, которое есть самый близкий мне домашний. Будем же внимать себе паче, чтоб наши домашние враги не могли нас уязвлять. Ибо когда наши домашние не восстают против нас, тогда и Царствие Божие пребывает в нас в невозмутимом мире душевном. И если взвесить тщательно причины происходящего в нас, то найдешь, что я не могу быть уязвлен никаким, даже самым зложелательным, человеком, если сам не буду восставать против себя немирностию своего сердца. Почему если бываю уязвляем, то причина этому не в нападении совне, а в моем нетерпении. Так, твердая пища для здорового полезна, а для больного вредна. Не может она повредить приемлющему ее, если ей к нанесению ему вреда не придаст силы немощь его.
Святитель Игнатий (Брянчанинов)
О терпении[2]
«Дом души — терпение, потому что она живет в нем; пища души — смирение, потому что она питается им», — сказал святой Илия Евдик[3].
Точно: питаясь святою пищею смирения, можно пребывать в святом дому терпения. Когда же недостанет этой пищи, то душа выходит из дому терпения. Как вихрь похищает ее смущение, уносит, кружит. Как волны, подымаются в ней различные страстные помыслы и ощущения, потопляют ее в глубине безрассудных и греховных размышлений, мечтаний, слов и поступков. Душа приходит в состояние расслабления, мрачного уныния, часто приближается к пропастям убийственного отчаяния и совершенного расстройства.
Хочешь ли неисходно пребывать в святом дому терпения? Запасись пищею, необходимою для такого пребывания: стяжи и умножай в себе помышления и чувствования смиренные. Вид смирения, приуготовляющий к терпению скорбей пред пришествием их и способствующий к благодушному терпению скорбей по пришествии их, святыми отцами назван самоукорением.
Самоукорение есть обвинение себя в греховности, общей всем человекам, и в своей, частной. При этом полезно воспоминать и исчислять свои нарушения Закона Божия, кроме блудных падений и преткновений, подробное воспоминание которых воспрещено отцами, как возобновляющее в человеке ощущение греха и услаждение им[4].
Самоукорение есть… умное делание, противопоставленное и противодействующее болезненному свойству падшего естества, по которому все люди, и самые явные грешники, стараются выказать себя праведниками и доказывать свою праведность при помощи всевозможных ухищрений. Самоукорение есть насилие падшему естеству, как служит ему насилием молитва и прочие… подвиги, которыми Царствие Небесное силою берется и которыми употребляющие усилие восхищают его (Мф. 11, 12). Самоукорение имеет, при начале упражнения в нем, характер бессознательного механизма, то есть произносится языком без особенного сочувствия сердечного, даже в противность сердечному чувству; потом, мало-помалу, сердце начнет привлекаться к сочувствию словам самоукорения; наконец самоукорение будет произноситься от всей души, при обильном ощущении плача, умалит пред нами и закроет от нас недостатки и согрешения ближних, примирит ко всем человекам и к обстоятельствам, соберет рассеянные по всему миру помыслы в делание покаяния, доставит внимательную, исполненную умиления молитву, воодушевит и вооружит непреодолимою силою терпения.
Смиренными мыслями самоосуждения исполнены все молитвословия Православной Церкви. Но иноки уделяют ежедневно часть времени на упражнение именно в самоукорении. Они стараются при посредстве его уверить, убедить себя, что они — грешники: падшее естество не хочет верить этому, не хочет усвоить себе этого познания. Вообще для всех иноков полезно самоукорение: и для новоначальных, и для преуспевших, и для пребывающих в общежитии, и для безмолвников. Для последних опаснейшая страсть, потребляющая все делание их, есть высокоумие: так, напротив, основная для них добродетель, на которой зиждутся и держатся все прочие добродетели, есть самоукорение. Потому-то авва безмолвников Нитрийских и сказал, что главнейшее делание их, по его усмотрению, есть постоянное самоукорение[5]. Самоукорение, достигнув полноты своей, искореняет окончательно злобу из сердца, искореняя из него совершенно лукавство и лицемерство, непрестающие жить в сердце, доколе самооправдание обретает в нем место. Преподобный Пимен Великий сказал, что ненавидение лукавства заключается в том, когда человек оправдывает ближнего, а себя обвиняет во всяком случае. Изречение это основано на словах Спасителя: Спаситель наименовал всякого, осуждающего ближних, лицемером (см.: Мф. 7, 5). При самоукорении безмолвник увидит всех человеков святыми и ангелами, а себя грешником из грешников и погрузится, как в бездну, в постоянное умиление.
Превосходные образы самоукорения мы имеем в «Рыданиях» преподобного Исаии Отшельника[6] и в 20-м Слове святого Исаака Сирского[7]. Святой Исаак, которого книга вообще содержит наставления для безмолвников, сделал такое заглавие своему Слову: «Слово, содержащее в себе нужнейшее и полезнейшее повседневное напоминание безмолвствующему в келье своей и произволяющему внимать единому себе». «Некоторый брат, — говорит святой Исаак, — написал следующее и полагал это непрестанно пред собою в напоминание себе: “В безумии прожил ты жизнь твою, о посрамленный и достойный всякого зла человек! По крайней мере, охранись в этот день, оставшийся от дней твоих, принесенных в жертву суете, вне благой деятельности, обогатившихся деятельностью злою. Не вопроси об этом мире, ни о состоянии его, ни о монахах, ни о деятельности их, какова она, ниже о количестве подвига их, — не вдайся в попечение о чем-либо таком. Исшел ты из мира таинственно, вменился мертвым ради Христа: уже не живи более для мира, ниже для того, что принадлежит миру, да предварит тебя покой, и да будешь жив о Христе. Будь готов и приуготовлен понести всякое поношение, всякую досаду и поругание и укоризну от всех. Прими все это с радостью, как точно достойный этого. Претерпи с благодарением Богу всякую болезнь, всякую скорбь и беду от бесов, которых волю ты исполнял. Мужественно терпи всякую нужду и горесть, приключающиеся от естества. С упованием на Бога перенеси лишение потребностей тела, вскоре имеющего обратиться в гной. Это все восприими с благим произволением в надежде на Бога, не ожидая ни избавления, ни утешения иного. Возложи на Господа заботы твои (Пс. 54, 23) и во всех искушениях твоих осуди себя самого, как причину их. Не соблазнись ничем и не укори никого из оскорбляющих тебя, потому что ты вкусил от запрещенного древа и стяжал различные страсти. С радостью прими эти горести; пусть они потрясут тебя сколько-нибудь, чтоб ты усладился впоследствии. Горе тебе и злосмрадной славе твоей! Душу твою, исполненную всякого греха, ты оставил без внимания, как бы неосужденную, а других осудил и словом, и помышлением. Оставь эту пищу свиней, которою ты доселе питаешься. Что тебе за дело до человеков, о скверный! Как не стыдишься ты общения с ними, проведши жизнь безумно! Если ты обратишь внимание на это и все это будешь помнить, то, может быть, спасешься при содействии Божием. Если же нет, то пойдешь в темную страну, в селения бесов, которых волю ты исполнял бесстыдно. Вот! Я засвидетельствовал тебе все это. Если Бог праведно воздвигнет на тебя человеков воздать тебе за досады и укоризны, которые ты помыслил и произносил против них, то весь мир навсегда должен восстать против тебя. Итак, отныне престань (действовать, как действовал доселе) и претерпевай попускаемые тебе воздаяния”. Все это напоминал себе брат ежедневно, чтоб находиться в состоянии претерпевать, с благодарением Богу и с своею душевною пользою, искушения или скорби, когда они придут. Будем и мы претерпевать с благодарением попускаемое нам и получать пользу благодатью человеколюбивого Бога».
Самоукорение имеет то особенное, полезнейшее, таинственное свойство, что возбуждает в памяти и такие согрешения, которые были совершенно забыты или на которые не обращено было никакого внимания.
Упражнение в самоукорении вводит в навык укорять себя. Когда стяжавшего этот навык постигнет какая-либо скорбь, — тотчас в нем является действие навыка и скорбь принимается как заслуженная. «Главная причина всякого смущения, — говорит преподобный авва Дорофей[8], — если мы тщательно исследуем, есть то, что мы не укоряем себя. Отсюда проистекает всякое расстройство; по этой причине мы никогда не находим спокойствия. Итак, не удивительно, что слышим от всех святых: нет иного пути, кроме этого. Не видим, чтоб кто-либо из святых, шествуя каким другим путем, нашел спокойствие! А мы хотим иметь его и держаться правого пути, никогда не желая укорять себя. Поистине, если человек совершит тьмы добродетелей, но не будет держаться этого пути, то никогда не престанет оскорбляться и оскорблять, губя этим все труды свои. Напротив того, укоряющий себя всегда в радости, всегда в спокойствии. Укоряющий себя, куда бы ни пошел, как сказал и авва Пимен, что бы ни случилось с ним, вред ли, или бесчестие, или какая скорбь, уже предварительно считает себя достойным всего неприятного и никогда не смущается. Может ли быть что спокойнее этого состояния? Но скажет кто-либо: «Если брат оскорбляет меня и я, рассмотрев себя, найду, что я не подал ему никакого повода к этому, то как могу укорять себя?» Поистине, если кто исследует себя со страхом Божиим, тот найдет, что он всячески подал повод или делом, или словом, или каким-либо образом. Если же и видит, как говорит, что в настоящее время не подал никакого повода, то когда-нибудь прежде оскорбил его или другого брата в этом деле или в каком ином и должен был пострадать за это или за какой другой грех, что часто бывает. Так! Если кто рассмотрит себя, как я сказал, со страхом Божиим, и исследует свою совесть, тот всячески найдет себя виноватым»[9]. Чудное дело! Начиная укорять себя машинально, насильно, мы достигаем, наконец, столько убеждающего нас и действующего на нас самоукорения, что при помощи его переносим не только обыкновенные скорби, но и величайшие бедствия. Искушения уже не имеют такой силы над тем, кто преуспевает, но по мере преуспеяния они становятся легче, хотя бы сами по себе были тяжелее. По мере преуспеяния крепнет душа и получает силу терпеливо переносить случающееся. Крепость подается как бы особенно питательною снедью — углубившимся в сердце смирением. Эта-то крепость и есть терпение.
Несомненная вера в Промысл Божий утверждает в терпении и способствует самоукорению. Не две ли малые птицы продаются за ассарий? — сказал Господь ученикам Своим, — и ни одна из них не упадет на землю без воли Отца вашего; у вас же и волосы на голове все сочтены (Мф. 10, 29–30). Этими словами Спаситель мира изобразил то неусыпное попечение, которое имеет Бог и которое может иметь только один всемогущий и вездесущий Бог о рабах и служителях Своих. Таким попечением Бога о нас мы избавлены от всякого малодушного попечения и страха о себе, внушаемых нам неверием. Итак, смиритесь под крепкую руку Божию, да вознесет вас в свое время, все заботы ваши возложите на Него, ибо Он печется о нас (1 Пет. 5, 6–7). Когда мы подвергаемся скорби, Бог видит это. Это совершается не только по Его попущению, но и по Его всесвятому промышлению о нас. Он попускает нам потомиться за грехи наши во времени, чтоб избавить нас от томления в вечности. Часто случается, что тайный и тяжкий грех наш остается неизвестным для человеков, остается без наказания, будучи прикрыт милосердием Божиим; в это же время или по истечении некоторого времени принуждены бываем пострадать сколько-нибудь вследствие клеветы или придирчивости, как бы напрасно и невинно. Совесть наша говорит нам, что мы страдаем за тайный грех наш! Милосердие Божие, покрывшее этот грех, дает нам средство увенчаться венцом невинных страдальцев за претерпение клеветы и вместе очиститься наказанием от тайного греха. Рассматривая это, прославим всесвятый Промысл Божий и смиримся пред ним.
Поучительный пример самоосуждения и самоукорения, соединенных с славословием праведных и многомилостивых судеб Божиих, подали три святые иудейские отрока в плену и в пещи вавилонских. Благословен Ты, Господи Боже отцов наших, — говорили они, — хвально и прославлено имя Твое вовеки. Ибо праведен Ты во всем, что соделал с нами, и все дела Твои истинны и пути Твои правы, и все суды Твои истинны. Ты совершил истинные суды во всем, что навел на нас и на святой град отцов наших Иерусалим, потому что по истине и по суду навел Ты все это на нас за грехи наши. Ибо согрешили мы, и поступили беззаконно, отступив от Тебя, и во всем согрешили (Дан. 3, 26–29). Святые отроки, за верность свою истинному Богу ввергнутые в разжженную печь, и не сгорая, но пребывая в ней как бы в прохладном чертоге, признавали и исповедовали себя согрешившими вместе с соотечественниками, которые действительно отступили от Бога. По любви к ближним они распространяли на себя согрешения ближних. По смирению, будучи святыми и праведниками, не захотели отделяться от братий, порабощенных греху. Из этого состояния, из состояния самоосуждения, смирения и любви к человечеству, из оправдания попущений Божиих, они уже принесли молитву Богу о спасении своем. Так и мы будем славословить Промысл Божий и исповедовать греховность нашу при всех встречающихся напастях, и наших, частных, и общественных, — на основании этих славословия и исповедания умолять Бога о помиловании. Священное Писание свидетельствует, что рабам Божиим, шествующим путем заповедей Божиих, посылаются особенные скорби в помощь их деятельности, как и Спаситель мира сказал, что Отец Небесный всякую у Христа ветвь… приносящую плод, очищает, чтобы более принесла плода (Ин. 15, 2). Эти очистительные скорби именуются попущениями или судьбами Божиими; о них воспел святой Давид: Суды Господни — истина, все праведны (Пс. 18, 10). Судам Твоим научи меня! (Пс. 118, 108). Пусть узнаю и уверюсь, что все, случающееся со мною горькое, случается по Промыслу Божию, по воле Бога моего! Тогда познаю и то, что суды Твои помогут мне (Пс. 118, 175) в немощном и недостаточном моем богоугождении.
В пример того, каким образом судьбы Божии вспомоществуют рабам Божиим, желающим благоугодить Богу, как они возводят их к той святой деятельности, к которой они никак не достигли бы без помощи судеб Божиих, приведем события с константинопольским вельможею Ксенофонтом, с его супругою и двумя сыновьями[10]. Богатый и знаменитый Ксенофонт проводил жизнь самую благочестивую, какую общее благочестие христиан того времени соделывало возможным посреди мира и какую ныне можно проводить разве только в удалении от мира. Он желал, чтоб два сына были наследниками и имущества его, и положения при дворе императорском, и благочестия. Тогда славилось училище в сирийском Вирите (нынешнем Бейруте). Туда Ксенофонт отправил детей своих для изучения премудрости века сего. Путь из Константинополя в Вирит — морем. Однажды сыновья, посетив отца по случаю его опасной болезни, возвращались к училищу. Внезапно поднялась сильнейшая буря на Средиземном море, корабль разбило, оба юноши были выкинуты волнами в разных местах на берега Палестины. В таком бедственном положении, напитанные с детства помышлениями и влечениями благочестивыми, сыновья Ксенофонта признали в постигшей скорби призвание Божие к монашеской жизни и, как бы по взаимному соглашению, поступили в палестинские монастыри. По прошествии значительного времени Ксенофонт узнал, что корабль, на котором ехали его дети, разбит бурею и что все находившиеся на корабле пропали без вести. Глубоко огорченный отец прибегнул к молитве; после всенощного келейного бдения он получил Божественное откровение, что сыновей его осеняет особенная милость и благодать Божия. Поняв из этого, что они приняли монашество, зная, что в Палестине, против берегов которой корабль претерпел крушение, находится монастырей великое множество, Ксенофонт с супругою отправился в Иерусалим: там он увидел сыновей и уже не возвратился в Константинополь. Из Иерусалима он распорядился имуществом, которое было продано: деньги, вырученные за него, розданы монастырям, церквам и нищим. Ксенофонт и Мария (так называлась его супруга) последовали примеру сыновей своих, Иоанна и Аркадия, вступили в монашество, в котором и родители, и дети достигли великого духовного преуспеяния (Четьи-Минеи, 26 января). Они никак не сподобились бы его, если б пребыли в мирской жизни, хотя и весьма благочестивой. Бог, прозирая их преуспеяние, привел к нему неисповедимыми судьбами Своими. Путь судеб Божиих горек, как засвидетельствовал святой Апостол: Господь, кого
любит, того наказывает; бьет же всякого сына, которого принимает (Евр. 12, 6). Последствия судеб Божиих вожделенны, неоценимы. Из жизнеописаний многих других избранников Божиих убеждаемся, что Бог посылает в помощь благому деланию рабов Своих скорби, ими очищает и совершает это делание. Одно собственное делание человека недостаточно, как замечает преподобный Симеон Новый Богослов[11]. «Золото, — говорит он, — покрывается ржавчиною, не может иначе очиститься и возвратить естественную светлость, как будучи ввергнуто в огонь и тщательно выковано молотами: так и душа, осквернившаяся ржавчиною греха и соделавшаяся вполне непотребную, не может иначе очиститься и восприять древнюю красоту, если не пребудет во многих искушениях и не вступит в горнило скорбей. Это изъявляется и словами Господа нашего: Все, что имеешь, продай и раздай нищим… и приходи, последуй за Мною, взяв крест (Мк. 10, 21). Здесь крестом знаменуются искушения и скорби. Раздать все свое имение и вместе не подвизаться мужественно против случающихся искушений и скорбей, служит, по мнению моему, признаком души нерадивой, неведущей своей пользы, потому что от одного отвержения имений и вещей ничего не приобретут отвергающие их, если не претерпят до конца в искушениях и скорбях ради Бога. Не сказал Христос: в отложении вещей ваших, но в терпении вашем спасайте души ваши (Лк. 21, 19). Явно, что раздаяние имений и бегство от мира похвально и полезно, но оно одно, само по себе, без терпения искушений, не может соделать человека совершенным по Богу… Расточивший нуждающимся имение и удалившийся от мира и вещества кичится с великим услаждением в совести своей о уповании мзды, и иногда тщеславием выкрадывается самая мзда. Кто ж по раздаянии всего убогим претерпевает печали с благодарением души и жительствует посреди скорбей, тот вкушает всякую горесть и болезненный труд, а мзда его пребывает неокраденною; его ожидает великое воздаяние в этом и будущем веке, как подражателя Христовым страданиям, как пострадавшего с Ним во дни наведения искушений и скорбей. И потому умоляю вас, братия о Христе, постараемся, по слову Господа, Бога и Спасителя нашего Иисуса Христа, как отверглись мы мира и всего, принадлежащего миру, так и пройти сквозь тесные врата (Лк. 13, 24), заключающиеся в отсечении нашего плотского мудрования и воли, в бегстве от них, потому что без умерщвления для плоти, для похотей ее и воли, невозможно получить отраду, избавление от страстей и свободу, являющуюся в нас из утешения, производимого Святым Духом»[12]. Отчего мы не желаем подвергнуться скорбям, которые попускаются нам Промыслом Божиим во спасение душ наших, к которым призывает нас Сам Бог? Оттого, что над нами господствуют сластолюбие и тщеславие: по внушению первого мы не хотим утеснять наше тело; по внушению второго мы дорожим человеческим мнением. Обе эти страсти попираются живою верою, так как, напротив, действуют по причине неверия. На вопрос преподобного аввы Дорофея: «Что мне делать? Я боюсь стыда бесчестий», святой Иоанн Пророк отвечал: «Не переносить бесчестия есть дело неверия. Брат! Иисус сделался человеком и перенес бесчестия: неужели ты больше Иисуса? Это — неверие и бесовская прелесть. Кто желает смирения, как говорит, и не перенесет бесчестия, тот не может приобрести смирения. Вот, ты услышал истинное учение: не пренебреги им. Иначе пренебрежет и тебя дело. О стыде: приводя себе на память всенародный стыд пред Господом, который постигнет грешников, ты вменишь временный стыд ни во что»[13]. Вообще памятование вездесущия и всемогущества Божия удерживает сердце от того колебания, в которое усиливаются привести его помыслы неверия, опираясь на тщеславие и неправильную любовь к телу. Сказал святой пророк Давид: Всегда видел я пред собою Господа, ибо Он одесную меня; не поколеблюсь. От того возрадовалось сердце мое и возвеселился язык мой; даже и плоть моя успокоится в уповании (Пс. 15, 8–9) Возрадовалось сердце мое от действия веры и смирения! Слова славословия Бога и самоукорения доставляют радость устам и языку! Самая плоть моя ощущает силу нетления, входящую и изливающуюся в нее из ощущений сердца, сокрушенного и смиренного, утешенного и утешаемого Богом!
Если никакое искушение не может коснуться человека без воли Божией, то жалобы, ропот, огорчение, оправдание себя, обвинение ближних и обстоятельств суть движения души против воли Божией, суть покушения воспротивиться и противодействовать Богу. Устрашимся этого бедствия! Размышляя о какой бы то ни было скорби нашей, не будем умедлять в размышлении, чтоб оно неприметным образом не отвлекло нас от смиренномудрия в явное или прикрытое самооправдание, в состояние, противное смотрению о нас Божию. Не доверяя немощи нашей, прибегнем скорее к верному оружию самоукорения! На двух крестах, близ Спасителя, были распяты два разбойника. Один из них злоречил и хулил Господа; другой признал себя достойным казни за злодеяния свои, а Господа — страдальцем невинным. Внезапно самоукорение отверзло ему сердечные очи, и он в невинном страдальце — человеке увидел страждущего за человечество всесвятого Бога. Этого не видели ни ученые, ни священники, ни архиереи иудейские, несмотря на то, что почивали на Законе Божием и тщательно изучили его по букве. Разбойник делается богословом и пред лицом всех, признававших себя мудрыми и могущественными, насмехавшихся над Господом, исповедует Его, попирая своим святым мнением ошибочное мнение мудрых о себе и сильных собою. Разбойника-хулителя грех богохульства, тягчайший всех прочих грехов, низвел во ад, усугубил там для него вечную муку. Разбойника, пришедшего при посредстве искреннего самоосуждения к истинному богопознанию, исповедание Искупителя, свойственное и возможное одним смиренным, ввело в рай. Тот же крест — у обоих разбойников; противоположные помышления, чувствования, слова были причиною противоположных последствий. Со всей справедливостью эти два разбойника служат образом всего человечества: каждый человек, истратив свою жизнь неправильно, в противность назначению Божию, во вред своему спасению и блаженству в вечности, есть по отношению к самому себе и тать, и разбойник, и убийца. Этому злодею посылается крест как последнее средство к спасению, чтоб злодей, исповедав свои преступления и признав себя достойным казни, удержал за собою спасение, дарованное Богом. Для облегчения страданий и доставления утешений духовных при распятии и пребывании на кресте распят и повешен на древе крестном вочеловечившийся Бог близ распятого человека. Ропщущий, жалующийся, негодующий на свои скорби окончательно отвергает свое спасение: не познав и не исповедав Спасителя, он низвергается во ад, в вечные и бесплодные муки, как вполне отчуждившийся, отвергшийся Бога. Напротив того, открывающий посредством самоукорения свою греховность, признающий себя достойным временных и вечных казней входит мало-помалу самоукорением в деятельное и живое познание Искупителя, которое есть жизнь вечная (Ин. 17, 3). Распятому на кресте по воле Божией, славословящему Бога с креста своего открывается таинство Креста, и, вместе с этим таинством — таинство искупления человеков Богочеловеком. Таков плод самоукорения. По отношению к всемогущей и всесвятой воле Божией не может быть иных соответствующих чувств в человеке, кроме неограниченного благоговения и столько же неограниченной покорности. Из этих чувств, когда они сделаются достоянием человека, составляется терпение.
Господь наш Иисус Христос, Царь неба и земли, пришедши для спасения рода человеческого с неоспоримыми доказательствами Своего Божества, с беспредельною властью над всею видимой и невидимой тварью, не только не был принят человеками с подобающей Ему славою и честью, но и встречен ненавистью, подозрением, замыслами убийственными; во все время земного странствования был преследуем клеветою, злословием, придирчивостью, лукавством; наконец, схвачен, как преступник, во время ночной молитвы Своей, связан, влачим с насилием, представлен на суд, решившийся прежде суда на убийство, подвергнут насмеянию, заушениям, заплеваниям, разнообразным терзаниям и пыткам, смерти на кресте, смерти бесчестной уголовных преступников. Стоит безмолвно и неподвижно кроткий агнец пред стригущим его — так стоял Господь пред безбожными судьями Своими и бесчеловечными убийцами, Божественным молчанием отвечая на дерзкие вопросы, клеветы и поругания. Самоосуждение и самоукорение были не свойственны Ему, непричастному грехов — молчанием Он прикрыл Свою Божественную правду, чтоб мы, самоосуждением и самоукорением отрицаясь от нашей поддельной, мнимой правды, могли соделываться причастниками Его правды, всесвятой и всесовершенной. Ни правда падшего естества, ни правда закона Моисеева не могли ввести нас в утраченное вечное блаженство — вводит в него правда Евангелия и Креста. Нет совершенного между человеками по добродетелям человеческим — к совершенству христианскому приводит Крест Христов и печатлеет это совершенство, даруемое Духом Святым. Смирение возвело Господа на крест, и учеников Христовых смирение возводит на крест, который есть святое терпение, непостижимое для плотских умов, как было непонятным молчание Иисуса для Ирода, понтийского Пилата и иудейских архиереев. Будем молить Господа, чтоб Он открыл нам таинство и даровал любовь Креста Своего, чтоб сподобил нас претерпеть должным образом все скорби, которые попустятся нам всеблагим Божиим Промыслом во времени для спасения нашего и блаженства в вечности. Господь обетовал нам: Претерпевший… до конца спасется (Мф. 24, 13). Аминь.
Слово утешения к скорбящим инокам[14]
Сын мой!
— говорит Писание, — если ты приступаешь служить Господу Богу, то приготовь душу твою к искушению: управь сердце твое и будь тверд и не смущайся во время посещения… Все, что ни приключится тебе, принимай охотно и в превратностях твоего уничижения будь долготерпелив
(Сир. 1, 1; 2, 4).
Скорби были от начала века знамением избрания Божия. Они были знамением богоугождения для патриархов, пророков, апостолов, мучеников, преподобных. Все святые прошли тесным путем искушений и скорбей, терпением их принесли себя в благоприятную жертву Богу.
И ныне святым душам попускаются, по воле Божией, различные напасти, чтоб любовь их к Богу открылась во всей ясности.
Ничего не случается с человеком без соизволения и попущения Божия.
Христианин, желающий быть последователем Господа нашего Иисуса Христа и соделаться по благодати сыном Божиим, рожденным от Духа, прежде всего должен положить себе за правило, вменить себе в непременную обязанность благодушное терпение всех скорбей: и телесных страданий, и обид от человеков, и наветов от демонов, и самого восстания собственных страстей своих.
Христианин, желающий благоугодить Богу, более всего нуждается в терпении и твердом уповании на Бога. Он должен непрестанно держать это оружие в мысленной деснице, потому что лукавый враг наш, диавол, со своей стороны употребляет все средства, чтоб во время скорби ввергнуть нас в уныние и похитить у нас упование на Господа.
Бог никогда не попускает на истинных рабов Своих искушения, превышающего их силы. Верен Бог, — говорит святой апостол Павел, — Который не попустит вам быть искушаемыми сверх сил, но при искушении даст и облегчение, так чтобы вы могли перенести (1 Кор. 10, 13).
Диавол, будучи создание и раб Божий, озлобляет душу не столько, сколько хочет, но сколько дозволено будет Богом.
Если человекам не неизвестно, какую тяжесть может носить различный вьючный скот, то тем более бесконечная Божия Премудрость ведает, какой меры искушение прилично каждой душе.
Скудельник знает, сколько времени должно держать в огне глиняные сосуды, которые, будучи передержаны, расседаются, а будучи недодержаны, негодны к употреблению, — тем более знает Бог, какой силы и степени нужен огнь искушений для словесных сосудов Божиих — христиан, чтоб они соделались способными к наследованию Царства Небесного.
Отрок не способен к отправлению служений в мире: он неспособен к управлению домом, к возделыванию земли и к прочим житейским занятиям. Так часто и души, будучи уже причастницами Божественной благодати, но не искушенные скорбями, наносимыми от злых духов, не свидетельствованные этими скорбями, пребывают еще в младенчестве и, так сказать, неспособны к Царству Небесному.
Если… остаетесь без наказания, — говорит Апостол, — которое всем обще, то вы — незаконные дети, а не сыны (Евр. 12, 8).
Искушения и скорби ниспосылаются человеку для его пользы: образованная ими душа делается сильною, честною пред Господом своим. Если она претерпит все до конца в уповании на Бога, то невозможно ей лишиться благ, обещанных Святым Духом, и совершенного освобождения от страстей.
Души, будучи преданы различным скорбям, явным, наносимым человеками, или тайным, от восстания в уме непотребных помыслов, или телесным болезням, если все это претерпят до конца, то сподобляются одинаковых венцов с мучениками и одинакового с ними дерзновения.
Мученики терпели напасти от человеков. Они охотно предавали себя на мучения, оказывали до самой смерти мужественное терпение. Чем разнообразнее и тяжелее был подвиг их, тем большую стяжавали они славу, тем большее получали дерзновение к Богу. Иноки терпят напасти от злых духов. Чем большие напасти наносит им диавол, тем большую славу они получат в будущем веке от Бога, тем большего утешения они сподобятся от Святого Духа здесь, во время земного странствования, среди самых страданий своих.
Тесен и прискорбен путь, ведущий в живот вечный; мало ходящих по нему, но он — неотъемлемое и неизбежное достояние всех спасающихся. Не должно уклоняться с него! Всякое искушение, наносимое нам диаволом, будем претерпевать с твердостью и постоянством, взирая оком веры на мздовоздаяние, уготованное на небе.
Каким бы ни подвергались мы скорбям во время земной жизни, они никак не могут быть сравнены с благами, обещанными нам в вечности, или с утешением, которое дарует Дух Святой еще здесь, или с избавлением от владычества страстей, или с отпущением множества долгов наших — с этими неминуемыми следствиями благодушного терпения скорбей.
Нынешние временные страдания, — говорит Апостол, — ничего не стоят в сравнении с тою славою, которая откроется в нас (Рим. 8, 18), то есть со славою, которая откроется в нас при обновлении нас Святым Духом.
Мужественно претерпим все ради Господа, как следует претерпеть храбрым воинам, не страшащимся и смерти за царя своего.
Почему мы не подвергались таким и толиким огорчениям, когда служили миру и житейским попечениям? Почему теперь, когда приступили служить Богу, подвергаемся многообразным бедствиям? Знай: за Христа сыплются на нас скорби, как стрелы. Пускает их на нас враг наш, диавол, чтоб ими отмстить нам за вечные блага, которые уповаем и стараемся получить, — вместе, чтоб расслабить наши души печалью, унынием, леностью и тем лишить нас ожидаемого нами блаженства.
Христос невидимо сражается за нас. Этот крепкий и непобедимый Заступник наш разрушает все козни и ухищрения врага нашего.
Сам Он, Сам Он, Господь и Спаситель наш, шел во время всей земной жизни Своей по тесному и прискорбному пути — не по другому какому. Он был постоянно гоним, претерпел многие поношения, насмешки и напасти, — наконец, бесчестную смерть на кресте между двумя разбойниками.
Последуем Христу! Смиримся подобно Ему! Подобно Ему не откажемся прослыть льстецами и умоисступленными: не пощадим чести нашей, не отвратим лица от заплеваний и ланит от заушений; не будем искать ни славы, ни красоты, ни наслаждений, принадлежащих миру сему; совершим земное странствование, как странники, не имеющие где главу подклонить; примем, примем поношения, уничижения и презрение от людей, как неотъемлемые принадлежности избранного нами пути; будем явно и тайно бороться с помыслами гордыни, всеусильно низлагать эти помыслы нашего ветхого человека, ищущего оживить свое «я» под различными правдоподобными предлогами. Тогда Сын Божий, сказавший: Вселюсь в них и буду ходить в них (2 Кор. 6, 16), явится в сердце нашем и дарует нам власть и силу связать крепкого, расхитить сосуды его, наступить на аспида и василиска; попрать их (ср.: Мф. 12, 29 и Мк. 3, 27; Пс. 90, 13).
Отвергнем ропот, отвергнем жалобы на судьбу нашу, отвергнем сердечную печаль и тоску, от которых слабые души страдают более, нежели от самих скорбей. Отвергнем всякую мысль о мщении и воздаянии злом за зло. Мне отмщение, Я воздам, — сказал Господь (Рим. 12, 19).
Хочешь ли переносить скорби с легкостью и удобством? Смерть за Христа да будет вожделенна тебе. Эта смерть да предстоит непрестанно пред очами твоими. Умерщвляй себя ежедневно воздержанием от всех греховных пожеланий плоти и духа; умерщвляй себя отвержением своей воли и отвержением самооправданий, приносимых лжеименным разумом и лукавой совестью ветхого человека; умерщвляй себя, живо представляя себе и живописуя неминуемую смерть твою. Нам дана заповедь последовать Христу, взяв крест свой. Это значит: мы должны быть всегда готовы с радостью и веселием умереть за Христа. Если так устроим себя, то легко будем переносить всякую скорбь, видимую и невидимую.
Желающий умереть за Христа какой напасти, какого оскорбления не претерпит великодушно?
Нам представляются тяжелыми наши скорби именно оттого, что не хотим умереть за Христа, не хотим в Нем одном заключить все наши желания, все наши надежды, весь наш разум, все наше достояние, все существование наше.
Стремящийся последовать Христу и быть сонаследником Его должен быть ревностным подражателем страданий Его. Любящие Христа и последователи Его обнаруживают и доказывают свой сокровенный залог тем, что претерпевают всякую ниспосылаемую им скорбь не только с благодушием, но и с усердием, и с ревностью, и с радостью, и с благодарением, возлагая на Христа все упование.
Такое терпение — дар Христов.
Этот дар примет тот, кто испросит его смиренною и постоянною молитвою у Христа, доказывая искренность желания получить бесценный духовный дар терпения принуждением и болезненным насилием нехотящего сердца к терпению всех встречающихся и случающихся скорбей и искушений. Аминь.
Слава Богу![15]
Слава Богу! Слава Богу! Слава Богу! За все, что вижу в себе, во всех, во всем — слава Богу!
Что же вижу я в себе? Вижу грех, грех непрестанный, вижу непрестанное нарушение святейших заповедей Бога, Создателя и Искупителя моего. И Бог мой видит грехи мои, видит их все, видит бесчисленность их. Когда я, человек, существо ограниченное, немощью подобное траве и цвету полевому, чище взгляну на грехи мои, то они наводят на меня ужас и количеством, и качеством своим. Каковы же они пред очами Бога, всесвятого, всесовершенного?
И доселе долготерпеливо взирает Бог на мои преткновения! Доселе не предает меня пагубе, давно заслуженной и призываемой! Не расступается подо мною земля, не поглощает преступника, ее тяготящего! Небо не низвергает своего пламени, не попаляет им нарушителя велений небесных! Не выступают воды из своих хранилищ, не устремляются на грешника, грешащего явно пред всею тварью, не похищают, не погребают его в глубинах темных пропастей! Ад удерживается: не отдается ему жертва, которой он требует справедливо, на которую имеет неоспоримое право!
Благоговейно и со страхом смотрю на Бога, смотрящего на грехи мои, видящего их яснее, нежели как видит их совесть моя. Его чудное долготерпение приводит меня в удивление, в недоумение: благодарю, славословлю эту непостижимую Благость. Теряются во мне мысли; весь объемлюсь благодарением и славословием: благодарение и славословие вполне обладают мною, налагают благоговейное молчание на ум и сердце. Чувствовать, мыслить, произносить языком могу только одно: слава Богу!
Куда еще несешься, мысль моя? Смотри неуклонно на грехи мои, возбуждай во мне рыдание о них: мне нужно очищение горьким плачем, омовение слезами непрерывающимися. Не внемлет, летит, неудержимая, становится на необъятной высоте! Ее полет подобен бегу молнии, когда молния касается в одно мгновение двух оконечностей небосклона. И встала мысль на высоте духовного созерцания, оттуда смотрит на необычайное, обширнейшее зрелище, на картину живописнейшую, пора-зительнейшую. Пред нею — весь мир, все времена от сотворения до окончания мира, все события мира, и бывшие, и настоящие, и будущие; пред ней судьбы каждого человека в многодробной их частности; над временами, общественными событиями и частными судьбами зрится Бог, Творец всех тварей и беспредельный их Владыка, все видящий, всем управляющий, всему предопределяющий Свои цели, дающий Свое назначение.
Бог допускает человека быть зрителем Своего управления. Но причины судеб, начала велений Божиих, ведомы единому Богу: Кто познал ум Господень? Или кто был советником Ему? (Рим. 11, 34). И то, что допускается человек быть зрителем Бога в Его Промысле, в Его управлении тварью, в судьбах Его, есть величайшее благо для человека, источающее для человека обильную душевную пользу.
Зрение Творца и Господа всех видимых и невидимых созданий облекает зрителя силою вышеестественною: с этим зрением соединено признание неограниченной власти всемогущего Царя твари над тварью. Власы главы нашей, власы, столько ничтожные по немощному мнению человеков, изочтены у этой неограниченной, всеобъемлющей Премудрости и хранятся Ею (см.: Мф. 10, 30; Лк. 21, 18). Тем более без мановения Ее не может совершиться никакого приключения, никакого переворота в жизни человеческой. Христианин, смотрящий неуклонно на Промысл Божий, сохраняет среди лютейших злоключений постоянное мужество и непоколебимую твердость. Он говорит со святым Псалмопевцем и Пророком: Всегда видел я пред собою Господа, ибо Он одесную меня; не поколеблюсь (Пс. 15, 8). Господь мне помощник: не убоюся никаких бед, не предамся унынию, не погружусь в глубокое море печали. За все — слава Богу!
Зрением Промысла Божия внушается беспредельная покорность Богу. Окружат ли раба Божия отовсюду различные и многосплетенные скорби? Так утешает он свое уязвленное сердце: «Все это видит Бог. Если б по причинам, Ему, премудрому, известным, скорби были мне не полезны и не нужны, то Он, всемогущий, отвратил бы их. Но Он не отвращает их: есть же Его всесвятая воля на то, чтоб они угнетали меня. Драгоценна для меня эта воля, драгоценнее жизни! Лучше умереть созданию, нежели отвергнуть волю Создателя! В этой воле — истинная жизнь! Кто умирает для исполнения воли Божией, тот вступает в большее развитие жизни. За все — слава Богу!»
От зрения Промысла Божия образуются в душе глубокая кротость и неизменная любовь к ближнему, которых никакие ветры взволновать, возмутить не могут. Для такой души нет оскорблений, нет обид, нет злодеяний: вся тварь действует по повелению или попущению Творца; тварь — только слепое орудие. В такой душе раздается голос смирения, обвиняющий ее в бесчисленных согрешениях, оправдывающий ближних, как орудия правосудного Промысла. Отрадно раздается этот голос среди страданий, приносит спокойствие, утешение; он тихо вещает: «Я приемлю достойное по делам моим. Лучше мне пострадать в кратковременной жизни, нежели вечно страдать в вечных муках ада. Грехи мои не могут быть ненаказанными, того требует правосудие Божие. В том, что они наказываются в краткой земной жизни, вижу неизреченное Божие милосердие». Слава Богу!
Зрение Промысла Божия хранит, растит веру в Бога. Видящий невидимую всемогущую Руку, правительницу мира, пребывает несмущенным при страшных бурях, мятущих житейское море: он верует, что быт гражданский, кормило Церкви, судьбы каждого человека держатся всемогущей и премудрой десницей Бога. Смотря на свирепые волны, на грозные бури, на мрачные тучи, он удовлетворяет и умиряет себя мыслью, что совершающееся видит Бог. Человеку, слабому созданию, прилична тихая, смиренная покорность, одно благоговейное познание, созерцание судеб Божиих. Да направляется все по предначертанным ему путям, к определенным Свыше целям! За все — слава Богу!
Пред видением Божественного Промысла не устаивают не только временные скорби, но и те, которые ожидают человека при вступлении его в вечность, за рубежом гроба. Их притупляет, уничтожает благодатное утешение, всегда нисходящее в душу, отрекшуюся от себя для покорности Богу. При самоотвержении, при преданности воле Божией самая смерть не страшна: верный раб Христов предает свою душу и вечную участь в руки Христа, предает с твердой верою во Христа, с надеждой непоколебимою на Его благость и силу. Когда душа разлучится с телом и дерзостно, нагло приступят к ней ангелы отверженные, она своим самоотвержением поразит, обратит в бегство ангелов мрачных и злобных. «Возьмите, возьмите меня, — мужественно скажет она им, — ввергните в бездну ада, если есть на то воля Бога моего, если последовало от Него такое на меня определение: легче лишиться сладостей рая, легче сносить пламень ада, нежели нарушить волю, определение великого Бога. Ему я отдалась и отдаюсь! Он, а не вы — Судья моих немощей и согрешений! Вы, и при безумном непокорстве вашем, только исполнители Его определений». Содрогнутся, придут в недоумение слуги миродержца, увидев самоотвержение мужественное, кроткую, полную преданность воле Божией! Отвергнув это блаженное повиновение, они сделались из ангелов святых и благих темными и всезлобными демонами. Они отступят со стыдом, а душа невозбранно направит свое шествие туда, где ее сокровище — Бог. Там будет она зреть лицом к лицу зримого здесь верою в Промысле Его и вечно возглашать: «Слава Богу!»
«Слава Богу!» Могущественные слова! Во время скорбных обстоятельств, когда обступят, окружат сердце помыслы сомнения, малодушия, неудовольствия, ропота, должно принудить себя к частому, неспешному, внимательному повторению слов: «слава Богу!» Кто с простотою сердца поверит предлагаемому здесь совету и, при встретившейся нужде, испытает его самым делом, тот узрит чудную силу славословия Бога; тот возрадуется о приобретении столь полезного нового знания, возрадуется о приобретении оружия против мысленных врагов, так сильного и удобного. От одного шума этих слов, произносимых при скоплении мрачных помыслов печали и уныния, от одного шума этих слов, произносимых с понуждением, как бы одними устами, как бы только на воздух, содрогаются, обращаются в бегство князи воздушные; развеиваются, как прах от сильного ветра, все помышления мрачные; отступают тягость и скука от души; к ней приходят и в ней водворяются легкость, спокойствие, мир, утешение, радость. «Слава Богу!»
«Слава Богу!» Торжественные слова! Слова — провозглашение победы! Слова — веселье для всех верных рабов Бога, страх и поражение для всех врагов Его, сокрушение оружия их. Это оружие — грех; это оружие — плотской разум, падшая человеческая премудрость. Она возникла из падения, имеет начальной причиной своей грех, отвержена Богом, постоянно враждует на Бога, постоянно отвергается Богом. К уязвленному скорбью напрасно соберутся все премудрые земли; напрасно будут целить его врачевствами красноречия, философии; тщетен труд самого недугующего, если он захочет распутать многоплетенную сеть скорби усилиями собственного разума. Очень часто, почти всегда разум совершенно теряется в этой сети многоплетенной! Часто видит он себя опутанным, заключенным со всех сторон! Часто избавление, самое утешение кажутся уже невозможными! И гибнут многие под невыносимым гнетом лютой печали, гибнут от смертной язвы, язвы скорбной, не нашедши на земле никакого средства, довольно сильного, чтоб уврачевать эту язву. Земная премудрость представала со всеми средствами своими — все оказались бессильными, ничтожными. Пренебреги, возлюбленнейший брат, отверженною Богом! Отложи к стороне все оружия твоего разума! Прими оружие, которое подается тебе буйством проповеди Христовой. Премудрость человеческая насмешливо улыбнется, увидя оружие, предлагаемое верою; падший разум, по своему свойству вражды на Бога, не замедлит представить умнейшие возражения, полные образованного скептицизма и иронии. Не обрати на них, на отверженных Богом, на врагов Божиих, никакого внимания. В скорби твоей начни произносить от души, повторять вне всякого размышления слова: «Слава Богу!» Увидишь знамение, увидишь чудо: эти слова прогонят скорбь, призовут в сердце утешение, совершат то, чего не могли совершить разум разумных и премудрость премудрых земли. Посрамятся, посрамятся этот разум, эта премудрость, а ты, избавленный, исцеленный, верующий живою верою, доказанной тебе в тебе самом, будешь воссылать славу Богу.
«Слава Богу!» Многие из угодников Божиих любили часто повторять эти слова: они вкусили сокровенную в них силу. Святой Иоанн Златоуст, когда беседовал с духовными друзьями и братьями о каких-нибудь обстоятельствах, в особенности о скорбных, в основной камень, в основной догмат беседы всегда полагал слова: «За все слава Богу!» По привычке своей, сохраненной церковной историей для позднего потомства, он, ударяя вторым перстом правой руки по распростертой ладони левой, всегда начинал речь свою со слов: «За все слава Богу!»
Братия! Приучимся и мы к частому славословию Бога; будем прибегать к этому оружию при скорбях наших; непрестанным славословием Бога отразим, сотрем наших невидимых супостатов, особливо тех из них, которые стараются низложить нас печалью, малодушием, ропотом, отчаянием. Будем очищать себя слезами, молитвой, чтением Священного Писания и писаний отеческих, чтоб соделаться зрителями Промысла Божия, все видящего, всем владеющего, всем управляющего, все направляющего по неисследимым судьбам Своим к целям, известным единому Богу. Соделавшись зрителями Божественного управления, будем в благоговении, нерушимом сердечном мире, в полной покорности и твердой вере удивляться величию непостижимого Бога, воссылать Ему славу ныне и в век века.
Достойно и праведно созданию непрестанно славословить Тебя, Бога Создателя, извлекшего нас в бытие из ничтожества по единой, бесконечной, непостижимой Твоей благости, украсившего нас красотою, славою Твоего образа и подобия, введшего нас в блаженство и наслаждение рая, для которых окончания не было назначено.
Чем воздали мы Благодетелю? Что принесла в благодарность Создателю персть, оживленная Им?
Мы согласились с врагом Твоим, с ангелом, возмутившимся против Бога, с начальником зла. Мы вняли словам хулы на Благодетеля: Создателя нашего, всесовершенную Благость, мы решились подозревать в зависти.
Увы, какое омрачение! Увы, какое падение ума! С высоты богозрения и богословия мгновенно род наш, в праотце нашем, ниспадает в пропасть вечной смерти…
Первоначально пал сатана; светлый ангел соделался темным демоном; не имев тела, он согрешил умом и словом. Вместо того чтоб в непорочном веселье с прочими святыми ангелами славословить Бога — Благодетеля, он возлюбил богохульство. Едва зачал мысль мрачную, смертоносную, едва осуществил ее пагубным словом, подобным злейшему яду, как потемнел, изменился, низвергся с несказанной быстротой из высокого Эдема на землю. О быстроте его падения свидетельствует предвечное Слово: Я видел, — говорит Оно, — сатану, спадшего с неба, как молнию (Лк. 10, 18).
Столько же быстрым было и падение человека, последовавшего ангелу падшему, начавшего свое падение с принятия мысли темной, богохульной, за которой последовало нарушение заповеди Божией. Это нарушение уже было предварено прикрытым презрением, отвержением Бога.
Увы, какое ослепление! Какое страшное согрешение! Какое страшное падение! Пред этим согрешением, пред этим падением ничтожны наказания изгнанием из рая, снисканием насущного хлеба в поте лица, болезнью чадорождения, возвращением в землю, из которой Творцом взято наше тело.
Но Ты что творишь, Благость безмерная? Чем Ты воздаешь за воздаяние наше, которым мы воздали Тебе за первые Твои благодеяния? Чем воздаешь за преслушание Тебя, за неверие к Тебе, за принятие ужасной хулы на Тебя — на Тебя, Который — сама Благость, само Совершенство?
Ты воздаешь новыми благодеяниями, большими первых. Одним из Божественных Лиц Твоих приемлешь человечество; приемлешь, кроме греха, все немощи наши, которые прилепились к естеству человеческому после падения его. Ты являешься очам нашим, прикрыв невыносимую славу Божества человеческой плотью; будучи Словом Божиим, вещаешь нам слово Божие в звуках слова человеческого. Сила Твоя — сила Бога. Кротость Твоя — кротость агнца. Имя Твое — имя человека. Это всесвятое Имя вращает небом и землею. Как утешительно и величественно звучит имя Твое! Оно, когда входит в слух, когда выходит из уст, входит и выходит как бесценное сокровище, бесценное перло! Иисус Христос! Ты — и Господь человеков, и человек. Как чудно, изящно соединил Ты Божество с человечеством! Как чудно Ты действуешь! Ты — и Бог, и человек! Ты — и Владыка, и раб! Ты — и Жрец, и Жертва! Ты — и Спаситель, и грядущий нелицеприятный Судия вселенной! И целишь Ты все недуги! И посещаешь, приемлешь грешников! И воскрешаешь мертвых! И повелеваешь водам моря, ветрам неба! И чудно вырастают хлебы в руках Твоих, дают тысячекратный урожай, — посеваются, жнутся, пекутся, преломляются в одно и то же время, в одно мгновение! И алчешь Ты, чтоб нас избавить от глада! И жаждешь Ты, чтоб удалилась наша жажда! И путешествуешь по стране нашего изгнания с утруждением Себя, чтоб возвратить нам утраченное нами, спокойное, исполненное сладостей, небесное естество! И проливаешь пот Твой в саду Гефсиманском, чтоб мы перестали проливать пот наш в снискании хлеба для чрева, научились проливать его в молитвах для достойного причащения хлеба небесного. Произращенное нам проклятою землею терние Ты приял на главу Твою; Ты увенчал, изъязвил тернием пресвятую главу Твою! Лишились мы райского древа жизни и плода его, сообщавшего бессмертие вкушавшим; Ты, распростершись на древе крестном, соделался для нас плодом, дарующим жизнь вечную причастникам Своим. И плод жизни, и древо жизни явились на земле, в стране нашего изгнания. Этот плод и это древо превосходнее райских; те сообщали бессмертие, а эти сообщают бессмертие и Божество. Твоими страданиями Ты излил сладость в наши страдания. Мы отвергаем земные наслаждения, избираем в жребий свой страдания, лишь бы только соделаться причастниками Твоей сладости! Она, как предвкушение жизни вечной, сладостнее и драгоценнее временной жизни! Ты уснул сном смертным, который не мог удержать Тебя в вечном усыплении, Тебя — Бога! Ты восстал и даровал нам возбуждение от этого сна, от лютого сна смертного, даровал блаженное и славное воскресение! Ты вознес обновленное естество наше на небо, посадил его одесную предвечного, Тебе совечного, Отца Твоего! Ты соделал Отца Твоего и нашим Отцом! Ты открыл нам путь к небу! Ты уготовал нам на небе обители! Ты руководишь к ним, приемлешь, упокоеваешь, утешаешь в них всех утружденных странников земных, веровавших в Тебя, призывавших святое имя Твое, творивших святые заповеди Твои, православно и благочестно служивших Тебе, несших крест Твой и пивших чашу Твою мужественно, с благодарением Тебе, со славословием Тебя!
Слава Тебе, Создатель несуществовавших! Слава Тебе, Искупитель и Спаситель падших и погибших! Слава Тебе, Бог и Господь наш! Даруй нам и на земле, и на небе славословить, благословлять, восхвалять благость Твою! Даруй нам откровенным лицом зреть страшную, неприступную, великолепную Славу Твою, вечно зреть Ее, поклоняться Ей и блаженствовать в Ней. Аминь.
[1] Добротолюбие. Т. 2.
[2] Свт. Игнатий (Брянчанинов). Аскетические опыты. Ч. 1. О терпении.
[3] Добротолюбие. Т. 3. Илия пресвитер и Екдик. Цветособрание, излюбомудрствованное Илиею пресвитером и Екдиком, 61.
[4] См.: Добротолюбие. Т. 3. Преподобного отца нашего Филофея Синайского сорок глав о смирении. Гл. 13.
[5] См.: Алфавитный патерик. Об архиепископе Фео-филе и авве Дорофее. Поучение 7.
[6] См.: Прп. Исаия Отшельник. Главы о подвижничестве и безмолвии. Слово 29. Прп. Исаия Отшельник — египетский подвижник V или VI века. Память его празднуется в субботу всех святых (сырная суббота).
[7] Прп. Исаак Сирин (Ниневийский) (VII в.) — великий христианский писатель, оставивший после себя множество сочинений на сирийском языке, так называемые «Слова подвижнические». Содержание всех его поучений — анализ разнообразных состояний праведности и греховности и способов христианского исправления и самоусовершенствования. Память его Церковь празднует 28 января (10 февраля). — Прим. ред.
[8] Прп. авва Дорофей (кон. VI в.) — палестинский подвижник, был послушником св. Иоанна Пророка, позже основал собственный монастырь. Известен своим литературным наследием: после него осталось двадцать одно поучение, десять посланий и записанные им ответы старцев Варсонофия Великого и Иоанна Пророка на свои вопросы. Его труды являются классикой православной аскетической литературы. Память его Святая Церковь празднует 18 июня (5 июля). — Прим. ред.
[9] Прп. авва Дорофей. Душеполезные поучения и послания с присовокуплением вопросов его и ответов на оные Варсанофия Великого и Иоанна Пророка. Поучение 7.
[10] Память преподобных Ксенофонта, супруги его Марии и их сыновей Аркадия и Иоанна совершается 26 января (8 февраля). — Прим. ред.
[11] Прп. Симеон Новый Богослов (949–1022) — православный богослов и церковный писатель, автор «Гимнов», в которых в поэтической форме преподобный говорит о своем опыте и созерцания и богообщения, и «Слов». Память его празднуется 12 (25) марта. — Прим. ред.
[12] Прп. Симеон Новый Богослов. Слова. Слово 4.
[13] Прпп. Варсонофий Великий и Иоанн. Ответ 304.
[14] Свт. Игнатий (Брянчанинов). Аскетические опыты. Ч. 1. Слово утешения к скорбящим инокам.
[15] Свт. Игнатий (Брянчанинов). Аскетические опыты. Ч. 1. Слава Богу!